Ну, тебе же известны все наши трудности. И потом, приятно будет думать, что есть кому позаботиться о гвиневере.
Возможно, сказал ланселот, мучительно подбирая слова, тебе было бы лучше довериться кому то другому. Не говори ерунды. Кому другому могу я довериться? Тебе достаточно лишь высунуться из конуры, как все ворье разбежится. Да, образина у меня не из самых смазливых.
Кровь леденит! С нежностью воскликнул король и хлопнул друга по спине. А потом он ушел, чтобы распорядиться о подготовке к походу. Двенадцать месяцев провели они в странном раю год, исполненный радости, какую переживает лосось на гладкой гальке речного дна, в прозрачной, как джин, воде. Следующие двадцать четыре года они прожили под гнетом вины, и этот первый год остался единственным, в который они испытали подобие счастья. Под старость, оглядываясь на него, они не могли припомнить за все эти двенадцать месяцев ни одного дождливого или студеного путаны Все четыре времени года сохранили в их памяти краски, в какие расцвечены закраины розового лепестка.
Но мое лицо, говорил он, это же ужас. Теперь я готов поверить, что бог способен любить наш мир, каков бы он ни был, я это знаю на собственном опыте.
Временами их окутывал страх, который исходил от него. Сама гвиневера раскаяния не ощущала, но заражалась им от любовника. Я не смею задумываться.
И не задумывайся. Не могу. Ланс, милый! Случалось им и ссориться безо всякой причины, но даже ссоры их были ссорами влюбленных и казались в воспоминаниях сладкими.
Пальцы стопы твоей как поросята, которых гонят на рынок. Не смей говорить подобных вещей. Это непочтительно.
Непочтительно! Да, непочтительно. А почему бы тебе и не быть почтительным? Я, как никак, королева.
