Разумеется, правда. Но если не это, остается только убить и артура, и гавейна, а как я могу это сделать? Если б артур позволил тебе вернуться и сам отошел бы отсюда, все было бы лучше, чем теперь.
Лет двадцать назад гвиневера вспылила бы, услышав столь бестактное предположение. Ныне же, в их осеннюю пору, она лишь улыбнулась. Дженни, то, что я говорю, ужасно, но это правда. Конечно, правда.
И выходит, что мы обращаемся с тобой, будто с марионеткой. Все мы марионетки. Он прислонил голову к холодному камню амбразуры и стоял так, пока она не взяла его за руку.
Просто оставайся в замке и будь терпелив. Может быть, бог о нас позаботится. Ты уже говорила это однажды. Да, за неделю до того, как они нас поймали.
А не захочет бог, с горечью сказал он, так останется уповать на папу. На папу! Он поднял взгляд.
Он может назначить епископа рочестерского, чтобы он выработал условия мира… да, но какие условия? Однако идея уже захватила гвиневеру и воодушевила ее. Ланс, какими бы они ни были, нам с тобой их придется принять. Пусть даже низкие… пусть даже позорные для нас, для народа они будут означать мир.
И у наших рыцарей не найдется извинений для продолжения раздора, потому что они обязаны будут подчиниться церкви. Ланселот не мог найти нужных слов. Она обратила к нему лицо, исполненное покоя и облегчения, деятельное, лишенное всего показного, лицо, какое видишь у женщины, когда она нянчит ребенка или занимается чем то еще, требующим умения и сноровки.