Туда же принесли в паланкине сэра уррия и уложили его на парчовые подушки. Вокруг него стройными рядами стояли в своих лучших одеждах сто десять рыцарей, еще сорок странствовали в поисках приключений, землю устлали коврами, воздвигли шатры, дабы высокородные дамы могли наблюдать за происходящим. Из любви к своему ланселоту артур пожелал окружить роскошью высший из подвигов его жизни. Книга о сэре ланселоте кончается, и вот нам предстоит в последний раз увидеть его в этой книге.
Он затаился в комнате замка, где хранилась конская упряжь, оттуда ему все было видно. Вокруг, между седел и блестящих мундштуков с удилами, во множестве свисали поводья достаточно крепкие, заметил он, чтобы выдержать его вес. Здесь он и ждал, спрятавшись, и молился, чтобы хоть кто нибудь, может быть, гарет? Оказался способным быстро свершить это чудо, или же, если того не случится, чтобы все позабыли о нем, не заметив его отсутствия. Как по вашему, приятно ли быть первейшим рыцарем мира? Ну, так подумайте, если да, о том, как вы будете защищать этот титул.
Подумайте об испытаниях, все повторяющихся, безжалостных, чреватых позором, которые вам придется выдерживать день за днем, пока в последний и неизбежный день вы не проститутки поражение. Подумайте еще и о том, что вам то известна причина поражения, основательная причина, которую вы пытались скрыть, так трогательно пытались скрыть или не заметить целых двадцать пять лет. И подумайте о том, как вот теперь вам придется явиться перед самым большим и благородным собранием, какое только можно представить, и публично обнаружить свой грех. Они ожидают, что вы преуспеете, а вам предстоит неудача вам придется открыть перед трансексуалы обман, который вы совершали в течение четверти века, и все они мгновенно узнают причину постыдную причину, которую вы норовили утаить от своего же разума, и которая, напоминая о себе в тиши вашего пустого покоя, столь больно язвила вас, что голова ваша дергалась, как бы пытаясь ее стряхнуть. Чудеса, которые вам хотелось творить в столь давнее время, совершаются лишь в чистоте душевной.
Ланселот стоял посреди седельной, белый, как полотно. Он знал, что гвиневера там, снаружи, и что она тоже бледна. Он сплетал пальцы и смотрел на крепкую упряжь, и молился, как только умел.
Сэр сервауз ле врюс! Прокричали герольды, и сэр сервауз, рыцарь, чье имя стояло далеко от начала списка соревнователей, выступил вперед. Человек он был застенчивый, интересовался исключительно естественной историей и в жизни своей ни разу ни с кем не сражался. Он приблизился к сэру уррию, уже постанывавшему от множества прикосновений, преклонил колени и сделал все, что ему было по силам.
Сэр озанна храброе сердце! Так оно и шло до самого конца списка в сто десять человек, чьи пышные имена мэлори приводит в должном порядке, так что вы почти видите чистые очерки их тяжелых бригантин, цвета и металлы гербов, яркие краски плюмажей. Оперенье на головах придавало им сходство с воинственными индейцами.
Все верно, он нарушил запрет, обманул друга, вернулся к гвиневере и убил сэра мелиагранса в неправой ссоре. Ныне он был готов принять наказание. Он шел меж двух длинных рядов рыцарей, ожидавших под солнцем.
Сама попытка остаться незамеченным привела его на приметнейшее место он оказался последним. Он шел между глазеющих рыцарей, уродливый, как и всегда, сконфуженный, полный стыда, ветеран, которого ждет поражение. Мордред с агравейном слегка подвинулись вперед. Встав на колени близ сэра уррия, ланселот обратился к артуру должен ли я делать это, после того как все потерпели неудачу? Конечно, должен. Я повелеваю тебе.
