Ох, госпожа, я не могу. Немедленно откройте ее, агнес.
Госпожа, а вдруг он там стоит! Ее тоже заразил страх. Хилых свечей явно недоставало. Он мог находиться и в самой опочивальне, где нибудь в темном углу.
Агнес вспорхнула, будто куропатка, завидевшая над собой ястреба, и оправила юбку. Замок вдруг стал для обеих женщин слишком темным и безлюдным, слишком одиноким, слишком полным ночи и зимы. Если вы откроете ее, он уйдет. Но надо же дать ему время уйти. Каждая старалась справиться со своим голосом, чувствуя, как темное крыло накрывает ее.
А что мне сказать, госпожа? По моему, пора спать. Давайте же.
Хорошо, госпожа. Начинать? Начинайте, да, только скорее.
И глядя на дверь так, словно та могла на нее наброситься, агнес сообщила ей во весь голос я собираюсь открыть дверь! Спать пора! Ничего не случилось. Ну, открывайте, сказала королева. Агнес подняла щеколду и распахнула дверь, и мордред улыбнулся им из дверного проема. Добрый вечер, агнес. Ох, сэр! Бедная женщина, затрепетав, присела в реверансе, прижимая руку к груди, и прыснула мимо него по лестнице.
Он вежливо посторонился. После того, как агнес исчезла, он вступил в опочивальню, великолепный в своем черном облачении с единственным холодным бриллиантом, блеснувшим на алом значке в тусклом свете свечей. Любой, кто не видел его месяц или два, мгновенно понял бы, что мордред лишился рассудка, однако разум его распадался с такой постепенностью, что люди, жившие рядом, ничего не заметили. За ним вперевалку вошел черный мопсик, поводя яркими глазками и помахивая загнутым хвостом.
