Сэр тарквин продолжал шипеть. Я сожалею о карадосе, сказал ланселот. Он был убит в честном бою и не пытался сдаться. У меня не было даже возможности его пощадить.
Он пал как воин. Они бились еще два часа. Лезвие меча не единственное оружие, к которому прибегал в бою облаченный в доспехи рыцарь. Иногда они наносили удары венцами щитов, порой били головками эфесов. Вся трава вокруг была забрызгана кровью маленькими пятнышками вроде тех, что покрывают форель, но каждое с подобием хвостика, как у головастиков. Порой, собственный вес заставлял их падать друг на друга.
Дыхательные отверстия в тяжелых, набитых соломой рыцарских шлемах были настолько малы, что рыцари страдали от удушья. Щиты то и дело грузно повисали, не прикрывая их должным образом. Все завершилось мгновенно. Никто из них не произнес ни слова.
Оба рухнули, шлем с тарквина слетел. Оба вытащили кинжалы для ближнего боя. Тарквин попытался подняться, содрогнулся и упал замертво. Позже, когда гахерис и дама поили его водой, ланселот сказал сколько бы ни было в нем дурного, а все же он был настоящий боец.
Я сожалею, что он не сдался. Но подумайте о рыцарях, которых он избивал и калечил.
Он был животным, сказала дама. Кем бы он ни был, он любил своего брата. Послушайте, гахерис, вы не одолжите мне коня? Мне нужно ехать дальше, а конь мой мертв, бедняга.
Если бы вы ссудили мне вашего, вы могли бы отправиться в замок и выпустить лионеля и всех остальных. Скажите лионелю, чтобы возвращался ко двору и впредь воздерживался от глупостей. Я же должен ехать с этой дамой.
