Все это предприятие напоминало штурм неприступной крепости безоружной армией, солдатам которой к тому же связали за спиною руки. С простодушием, объяснить которое можно единственно тем, что большую часть своей жизни элейна провела в уединении колдовского котла, она решила сразиться с гвиневерой на ее собственной территории. Она заказала наряды неслыханной роскоши и затейливости и в этих нарядах, только преувеличивавших ее простоватость и провинциальность, отправилась в камелот, на битву с королевой английской. Не будь элейна элейной, она взяла бы с собой галахада в качестве оружия.
Жалость и чувства собственника, если ими с умом воспользоваться, пожалуй, могли бы связать по рукам и ногам человека, подобного ланселоту. Но элейна не отличалась умом и не понимала, зачем ей связывать своего героя. Она брала с собой галахада лишь потому, что обожала его. Она не хотела с ним расставаться, и потом ей не терпелось показать младенца отцу и, может быть, сравнить их лица. Прошел уже год, как она не видела человека, которым дышала ее детская душа.
Ланселот, покамест элейна собиралась его полонить, оставался с королевою при дворе. Однако теперь он лишился и временного душевного мира, который кое как создал для себя, пока король был в отъезде. В отсутствие короля ему еще удавалось полностью погружаться в сиюминутное, теперь же король был рядом живым напоминанием о его вероломстве. Страсть к гвиневере не испепелила любви к артуру, ланселот, как и прежде, любил его. Для средневековой натуры, какою и был ланселот, с ее фатальной склонностью влюбляться в высшее существо, едва оно явится взору, такое положение было мучительным.
Торопливые минуты вдвоем, запертые двери, жалкая изобретательность, виноватые уловки, к коим вынуждало любовников присутствие мужа, все это пятнало происходившее между ними то, что не могло иметь оправданий, не будучи прекрасным. И к этому невыносимому напряжению добавлялось сознание того, что артур добр, прост и прям, и что он, ланселот, в любую минуту может нанести артуру страшную рану, как бы он его ни любил. Терзала его и иная боль, связанная с самой гвиневерой, с крохотным ростком горечи, которую они во время их первой ссоры ревности посеяли друг в друге во всяком случае, так им казалось. Не поверив сразу его объяснениям об элейне, она нанесла ему смертельный удар.
И все же не любить ее он не мог. И наконец, ланселота терзали взбунтовавшиеся свойства его собственной натуры странное желание чистоты, честности, духовного совершенства. Все это вместе с бессознательной боязнью появления элейны и сына разрушило его счастье, в то же время не позволяя ему искать спасения в бегстве.
Но в своих опасениях она, как и всякая женщина, видела много дальше горизонта, доступного мужским взорам. Мужчины нередко обвиняют женщин в том, что те доводят их до неверности, принимаясь мучить беспочвенной ревностью еще до того, как даже помыслы об измене посещают их разум. И тем не менее эти помыслы, вероятно, уже поселились в них, бессознательные и неуследимые ни для кого, кроме женщин.
Такая великая женщина, как анна каренина, скажем, своей беспричинной, маниакальной ревностью подтолкнула вронского к определенным поступкам, но эти то поступки и оказались единственным возможным выходом из их положения, и избегнуть этого выхода было нельзя. Заглядывая в будущее гораздо дальше, чем он, анна со всей страстью подталкивала его туда, губя настоящее, потому что в будущем их и ожидала одна лишь погибель. Подобным же образом вела себя и гвиневера. Возможно, непосредственная проблема, возникшая в связи с элейной, не так уж и угнетала ее.
