Затем, еще придерживая дверь, люди по другую сторону двери перестали ее рубить в ожидании чего то, что, как они почувствовали, вот вот произойдет, он крепко упер правую ногу в пол футах в двух от косяка и отпустил дверь, дав ей открыться. Дверь натолкнулась на его ногу и, дрогнув, застыла, оставив узкий проход, так что назвать ее распахнутой было нельзя, скорей приоткрытой, и через этот проход с послушанием куклы на ниточках внутрь сразу же влез один единственный рыцарь при полном оружии.
Ланселот захлопнул за ним дверь, мгновенным ударом загнал на место засов, обмотанной левой рукой схватил меч пришлеца за головку эфеса, дернул его на себя, подставил рыцарю ногу, пока тот падал, саданул по голове табуретом и через долю секунды уже сидел у него на груди проворность ему еще не изменила. Со стороны казалось, будто он проделал все это с легкостью и даже ленцой, словно вооруженного мужчину покинули силы. Вошедший в комнату человек, высотою и шириною доспехов напоминавший орудийную башню, человек, простоявший долю секунды, глядя на противника сквозь прорезь шлема, оставил по себе выезд робкой покорности, казалось, что он вошел, вручил свой меч ланселоту и бросился на пол. Теперь эта груда металла так же послушно лежала на полу, пока ее голоногий противник вдавливал острие ее же меча в дыхательное отверстие забрала. И когда ланселот обеими руками нажал на рукоять, груда лишь протестующе содрогнулась раз другой. Ланселот поднялся, вытирая руки о мантию.
Жаль, но пришлось его убить. Он открыл забрало и глянул внутрь агравейн оркнейский! Из за двери донесся жуткий крик, стук, треск и проклятия. Ланселот повернулся к королеве. Помоги мне с доспехами, коротко бросил он.
Послушай, говорил он, пока оба работали. Мы получили честный шанс. Если мне удастся их отогнать, я вернусь за тобой, и ты отправишься в веселую стражу. Нет, ланс.
Мы и так принесли немало вреда. Если ты пробьешься, держись в стороне, пока все не успокоится. Я останусь здесь. Если артур простит меня и если эту историю удастся замять, ты сможешь потом вернуться.
Вот еще одна. Все же гораздо лучше тебе уехать, настаивал он, втискиваясь в кольчугу, словно футболист, надевающий свитер. Если я уеду, все рухнет навеки. Если же я останусь, мне, может быть, удастся все как то уладить.
Ты же всегда сможешь спасти меня, если в том будет нужда. Не хочется мне тебя оставлять. Если меня осудят и ты спасешь меня, я уеду в веселую стражу, обещаю. А если нет? Протри шлем плащом, сказала она. А если нет, ты сможешь потом вернуться, и все будет по прежнему.
