Вообразите теперь, что этот старый засов отвинтили, отдраили наждаком, выкупали в керосине, отшлифовали тонким песочком, основательно смазали, и затем искусный мастеровой снова приладил его да так, что засов ходит туда сюда, подчиняясь нажатию пальца, что там пальца, перышка! На него достаточно дунуть, чтобы он открылся или закрылся. Представляете, что он испытывает? Он испытывает блаженство, как человек, поправляющийся после горячки.
Он только и ждет теперь, чтобы его подвигали, он жаждет насладиться приятнейшим, неизменно исправным движением. Ибо счастье это лишь побочный продукт осуществленного предназначения, как свет побочный продукт электрического тока, бегущего по проводам. Если ток не проходит, не будет и света. Потому то и не достигает счастия тот, кто ищет его для себя одного. и же довлеет стремиться к тому, чтобы стать подобным исправно скользящему засову, току в его беспрепятственном беге, выздоравливающему больному, которому жар и головная боль так долго не позволяли даже двинуть глазами, а ныне они без устали трудятся, двигаясь с легкостью чистых рыбок в чистой воде.
Глаза работают, работает ток, работает засов. Загорается свет. Вот в этом и счастье в безупречно выполненной работе.
Мы, вроде бы, на поезд не опаздываем. На поезд? Виноват. Это цитата, к которой один мой друг частенько прибегал в разговорах о прогрессе человечества.
Ну с, судя по и виду, чувствуешь ты себя получше. Может быть, сразу и отправимся в нашу пещеру? Немедленно! И без дальнейших церемоний они приподняли полог шатра и вышли, оставив сонную гончую в одиночку сторожить накрытого клобучком сокола. Услышав шелест полога, незрячая птица, надеясь привлечь к себе внимание, хрипло заклекотала. Прогулка их освежила. От буйного ветра и быстроты, с которой они передвигались, их бороды относило то за левое плечо, то за москвы в зависимости от того, какую щеку они подставляли ветру и им казалось, что корни волос норовят вылезти из под кожи, как бывает, когда накручиваешь локоны на папильотки.
Реки, поблескивая, мелькали, как спицы кружащего колеса. В корнуолле, у древнего кургана, похожего на огромную кротовую кочку с темным входом в боку, они остановились. Входим. Я был здесь когда то, сказал король, замирая, словно в оцепенении. Ну, когда? Король вслепую порылся в памяти, чувствуя, что истина скрыта где то в его душе.
Однако нет, сказал он. Не могу припомнить. Войди и увидишь.
