Как то раз он лежал ничком в лесу, предаваясь никому не ведомым печальным размышлениям, как вдруг невдалеке от него появилась дама охотница, вооруженная луком. Нигде не сказано, была ли она дамой мужеподобной разновидности, при усах и мужском галстуке, или просто девицей без царя в голове, представительницей киношного мира, взявшей в руки лук лишь для того, чтобы выглядеть пошикарнее. Как бы то ни было, она увидела ланселота и приняла его за кролика.
Все же по здравом размышлении ее, пожалуй, следует причислить к мужеподобным дамам, ибо, хотя способность подстрелить по ошибке мужчину вместо кролика и свидетельствует о многом, кинозвезде все таки навряд ли удалось бы попасть в цель. Ланселот, вскочивший на ноги стрела почти на шесть дюймов вошла в его ягодицу повел себя в точности, как полковник боуги, загнанный в гольфе на вторую отметку. Дьявол научил вас стрелять! Напряжение, всерьез охватившее двор и явственное для всякого, за исключением ланселота, слишком невинного, чтобы осознавать подобные вещи, совершенно определенным образом начало проявляться на турнире близ вестминстера. Прежде всего, артур заявил на нем о своем отношении к несчастному треугольнику, в котором состоял. Он сделал это, бедняга, неожиданно встав в на сторону, противную той, за которую выступал ланселот.
Он ополчился против своего лучшего друга и попытался причинить ему ущерб, и весьма за при этом. Ничего противного рыцарству он не совершил и в конечном итоге ничем не повредил ланселоту. Но странный выверт его чувств, тем не менее, остается фактом. До и после того они оставались друзьями.
Таково поверхностное объяснение но не исключено, что в поступке артура присутствовала и совсем иная, потаенная мысль. Давно прошло то время, когда артур был счастливым мальчишкой вартом, давно уже дом его и королевство миновали суженный им пик удачи. Быть может, артур устал бороться, устал от оркнейской клики, от удивительных питер мод, от сложностей любви и новейшего правосудия. Он мог сражаться с ланселотом в надежде, что тот убьет его, даже и не в надежде, ибо сознательной попытки тут не было.
Во всяком случае, ничего из этого не вышло. Вспышка раздражения и любовь их расцвела заново. Другая важная особенность турнира состояла в том, что ланселот в блаженной невинности наконец противопоставил себя оркнейцам раз и навсегда. Он спешил весь клан за исключением гарета, одного рыцаря за другим, а мордреда с агравейном сбросил с коня даже дважды.
Только святому могло хватить глупости столь часто спасать этих рыцарей от погибели, выручая их из разного рода башен слез и подобных этому мест, но повышибать из них дух в качестве апофеоза, да еще выбрав столь неудачное время, это уже граничило со слабоумием. Гавейн, отдадим ему должное, был человеком достаточно порядочным, чтобы не принимать участия в заговорах, умышляющих против жизни ланселота, что до гахериса, то он был попросту глуп. Однако со дня турнира посягательство фешенебельной партии мордреда и агравейна на жизнь главнокомандующего стало всего лишь вопросом времени. Третье свидетельство того, куда подул теперь ветер, явил гарет, выступивший под вестминстером на стороне ланселота.
