Я назову его твоим первым именем галахад. Она по прежнему прижимала одеяло к бокам маленькими, голыми ручками. Ланселот в гневе поворотился к ней. Элейна, сказал он, если у тебя будет ребенок, он будет только твоим.
Связывать меня состраданием бесчестно. Теперь же я ухожу и надеюсь, что больше никогда тебя не увижу. Гвиневера сидела в полутемном покое, занимаясь шитьем, которое было ей ненавистно. Она вышивала чехол на артуров щит с драконом стоящим, червленым.
Чувства такого ребенка, как восемнадцатилетняя элейна, легко объяснимы, гвиневере же исполнилось двадцать два года. И на чувства проститутку ребенка, получившей когда то в подарок пленников, лег уже отпечаток созревающей личности. Существует нечто, именуемое знанием жизни, нечто, недоступное человеку, не достигшему зрелых лет. Его невозможно передать человеку помоложе, поскольку оно лишено логики и не подчиняется установившимся законам.
И только за долгие годы, приводящие женщину к середине ее жизни, развивается это ощущение равновесия. Ведь нельзя обучить младенца ходить, объяснив ему все логически, ему приходится на собственном опыте овладевать странной наукой устойчивого хождения.
Что то похожее присуще и спб жизни передать его юной женщине не удается. Остается лишь предоставить ей долгие годы накапливать опыт. И в конце концов, как раз в ту пору, когда она начинает ненавидеть свое израсходованное тело, она обнаруживает, что, оказывается, может жить дальше.
Медленное обретение седьмого чувства, с помощью которого и мужчины и женщины умудряются проплывать бурными водами этого мира, полного войн, прелюбодеяний, страхов, компромиссов, злоречия и ханжества, обретение это не сопровождается ощущением торжества. Ребенок еще может, торжествуя, воскликнуть я научился ходить и не падать! Седьмое же чувство осознается нами без восклицаний. Мы просто продолжаем плыть по сомнительным водам, вооружившись нашим прославленным знанием жизни, потому что попали в тупик и ничего иного придумать не можем.
И достигнув этой ступени, мы начинаем забывать, что было некогда время, когда мы седьмым чувством не обладали. Мы начинаем забывать, продолжая уравновешенное движение, что было, вроде бы, время, когда наши молодые тела пылали жаждою жизни. Вспоминать о подобных чувствах невеликое утешение, а потому память о них отмирает в нашей душе. Но ведь и правда, было же время, когда каждый из нас нагим стоял перед миром, почитая жизнь серьезной проблемой, к которой он относился вдохновенно и страстно.
