Гавейн, ложитесь. Рочестер, помогите мне справиться с ним. Последний из моих братьев нарушил вассальную клятву. Гавейн… а ланселота… о господи, моя голова! Он стоял в тусклом свете, покачиваясь, обеими руками держась за повязку, и тень его шутовски металась вокруг палаточного кола.
Ангвису ирландскому приснился однажды ветер, сдувший все его замки и города нынешний ветер, похоже, пытался проделать то же самое. Ветер задувал вокруг замка бенвик на всех органных регистрах. Шум от него стоял такой, словно между древесных стволов продирало бессчетные нити сырого шелка, как мы продираем расческою волосы, словно груды гравия сыпались из ковша землечерпалки на прибрежный песок, словно рвались колоссальные простыни, словно били барабаны далекой битвы, словно бесконечный змей несся по миру через прорость домов и деревьев, словно тяжко вздыхали старцы, и выли женщины, и мчались куда то стаи волков. Ветер свистел, гудел, ухал и бухал в каминных трубах.
Над трубами же он завывал, как живая тварь некое примитивное чудище, оплакивающее свое окаянство. То был дантовский ветер, сметающий журавлей и погибших любовников не знающий отдыха сатана, в его тяжких и гремучих трудах. К западу от замка он терзал и утюжил море, отрывая от него целые груды воды и унося ее пеной.
Узловатые деревца боярышника стенали и горестно вскрикивали, их сдвоенные стволы терлись друг о друга. Птицы, оседлав с треском хлещущие воздух ветви деревьев, приникали к ним, вытянув головы к ветру и обратив свои изящные коготки в якоря. На утесах стоически восседали сапсаны, бакенбарды их, свалявшиеся от дождя, торчали сосульками в стороны, мокрые перья топорщились на головах. Дикие гуси, пробиваясь в сумерках к своим ночным становищам, с трудом отвоевывали у воздушных струй по ярду в минуту, их нестройные клики срывало и относило назад, так что они достигали ушей, когда гуси, пролетевшие всего в нескольких футах над вами, уже скрывались из виду.
Кряквы и свиязи, высоко занесенные ураганом, исчезали, еще не успев появиться. Проникая под двери замковых покоев, порывы ветра терзали плещущее пламя расставленных по полу тростниковых свечей.
Боре с блеоберисом, съежась, сидели у яркого пламени, похоже, наученного злым ветром отбрасывать свет, не давая тепла. Даже огонь казался замерзшим, словно бы нарисованным.
Мучительный ветер путал их мысли. Но почему же они ушли так поспешно? Жалобно спрашивал боре. Где это видано, чтобы так вот взять да и снять осаду? Всего за одну ночь.
