Они позволят ей помолиться? Да, это они ей позволят. Старик внезапно спросил как по вашему, может, и нам следует помолиться? Если желаете. Наверное, нам нужно встать на колени? По моему, это не важно.
Какую молитву мы прочитаем? Я не знаю. Я только ее и помню. Что ж, молитва хорошая. Будем читать вместе? Если желаете.
Гавейн, боюсь, мне все же придется встать на колени. Я останусь стоять, сказал властитель оркнея. Ну вот… они еще только начали возносить свои безыскусные мольбы, когда из за рыночной площади чуть слышно донесся сигнал трубы. Чшш, дядя! Молитва смолкла на полуслове.
По моему, конные! Артур, вскочив, уже стоял у окна. И теперь уже прямо в комнату ворвалось ясное, пронзительное, ликующее пение меди. Король, дергая гавейна за локоть, дрожащим голосом закричал мой ланселот! Я знал, он придет! Гавейн протиснул в оконницу грузные плечи. Они толкались, боясь упустить хоть что то из виду.
Корзины полопались, и кокосы раскатились в разные стороны. Рыцари стражи лезли на коней, подпрыгивая сбоку от своих скакунов с ногой, засунутой в стремя, меж тем как кони кружили вокруг всадников, словно вокруг осей. Псаломщики разбегались, бросая кадила.
Священники посохами прокладывали себе путь через толпу. Епископа, который уходить не желал, стиснуло людскими телами и относило к церкви, а за ним плыл, словно штандарт, епископский посох, несомый высоко над смятенным людом каким то преданным дьяконом. Балдахин о четырех столбах, под которым на площадь доставили что то или кого то, раскорячив колья, погружался в толпу, словно тонущий атлантический лайнер.