Стало быть, я в последний раз стою здесь перед вами заступником королевы. Я стою здесь, чтобы сказать вам, госпожа моя и дама, перед всем этим двором, что если в будущем вам станет грозить какая либо беда, то хотя бы один бедный рыцарь придет вам на помощь из франции, и пусть каждый помнит об этом. Неторопливо он перецеловал ее пальцы, чопорно развернулся и в тишине зашагал к дверям длинной длинной залы. Он шел навстречу своему будущему, и будущее смыкалось вокруг него.
В то время любому злодею, заручившемуся правом неприкосновенности, давалось пятнадцать дней, чтобы добраться до дувра. Идти полагалось серединой дороги, сжимая в руке маленький крест, символ неприкосновенности. Вероятно, по пятам за ланселотом, таясь, следовал бы гавейн или кто то из его присных, в надежде, что он на миг выпустит из рук талисман.
И все же, в рубахе ли, в кольчуге, он все равно остался бы их старым командующим. Вот так он и шел бы твердо, без спешки, глядя прямо перед собой. Когда он шагнул за порог, в облике его уже проступило долготерпение, потребное в дальней дороге. Люди, оставшиеся в судебной зале, покинутой старым воином, вдруг ощутили, безвкусицу своих ярких одежд, и многие с тайной боязнью скосили глаза на алую розгу. Гвиневера сидела в королевской опочивальне замка карлайль.
В опочивальне имелись также камин, снабженный всем необходимым для подогрева небольшого котла, высокое кресло и налой для чтения. Имелась здесь и книга, быть может, тот самый галеот, о котором упоминает данте. Стоила она не меньше, чем девяносто быков, но поскольку гвиневера прочла ее уже семь раз, книга больше не возбуждала в ней интереса. Отсвет недавно выпавшего снега вливался в спальню снизу, озаряя более потолок, нежели пол, и смещая привычные тени.
Тени лежали синие и не там, где обычно. Высокородная леди коротала время за шитьем, чинно сидя в высоком кресле, пообок от книги, а на ступенях, ведущих к ложу сидела одна из ее камеристок и также вышивала. Гвиневера клала стежок за стежком, и разум ее, как у всякой рукодельницы за работой, был наполовину пуст, другая его половина неторопливо перебирала заботы, одолевавшие гвиневеру.
Куда приятнее было бы смотреть не на эти унылые снега, а на суматошное оживление столицы, видное из окон тауэра на лондонский мост, сплошь утыканный шаткими домами, которые то и дело кувыркались в реку. Она вспоминала этот мост, как существо, наделенное индивидуальностью, со всеми его постройками, и с головами мятежников на пиках, и с тем местом, где сэр давид в полных доспехах сражался на поединке с лордом уэллсом.
Погреба домов располагались в опорах моста, а еще у моста имелась своя собственная часовня и башня для его обороны. То был совершенный в своем роде игрушечный город с хозяйками, выставляющими из окон головы, спускающими в реку бадьи на длинных веревках, плещущими туда же помои, развешивающими стираное белье, визгливо призывающими детей, когда наступает пора подтягивать кверху подъемную часть моста. Да что говорить, и просто в самом тауэре находиться сейчас было бы гораздо приятней.